Донбасские очерки

Агентство ANNA NEWS представляет вниманию читателей работу Ксении Хильперт, которая родом из Санкт-Петербурга, несколько лет жила, училась и работала в Германии. В 2022 году приехала в Таганрог и присоединилась к добровольному движению «Неравнодушные», занимавшемуся оказанием гуманитарной помощи беженцам и российским военнослужащим, участвующим в СВО. С 2023 года работает преподавателем кафедры лингвистики и переводоведения в Приазовском Государственном Техническом Университете (сейчас филиал НИУ МГСУ) в городе Мариуполь.

Посвящается Ивану

Иван, позывной «Гранит», погиб 16 апреля 2024 года в Клещеевке. Мы были знакомы совсем недолго, и я знаю о нём лишь самую малость, но в моём восприятии он соединил в себе лучшие черты русского солдата: надёжность, верность долгу, мужество и живую, светлую душу. Побеседовать подробно и обстоятельно мы так и не успели… И хотя ниже речь пойдёт о других людях, с которыми мне посчастливилось повстречаться, очерк этот я хочу посвятить его памяти.

«Времена не выбирают, в них живут и умирают»… Когда я размышляю о времени, в котором выпало жить нам, как-то сразу всплывают в памяти эти строки Александра Кушнера. Уже много говорено о том, что нынешняя война (Специальная военная операция) назревала давно, что знающие люди давно предсказывали ее начало, что началась она задолго до 24 февраля 2022 года, — но всё равно ничто не отменит тот факт, что эта дата прошла этаким водоразделом для огромного большинства населения нашей страны. Потом в обиход прочно вошли фразы «до войны», «до 22 года», «до всех событий» — при этом всем ясно, о каких событиях идёт речь. Но не только водоразделом хронологическим оказался тот день – он провел незримую, но совершенно отчётливо осязаемую черту через всё наше российское общество, мало того – через души людей. До февраля 22 го года большинство из нас жило вполне обеспеченной и мирной жизнью, и казалось – революции, войны и все лишения, с ними связанные, остались в прошлом уделом наших дедушек и бабушек, переживших лихие годы первой половины ХХ столетия и победивших в страшной Великой Отечественной войне. Но… Каждому поколению достаются, видно, свои испытания, и на долю нашего выпало именно это. Отбросив в сторону политику (пусть и не до конца, потому как почти невозможно) и лишь наблюдая за тем, как вдруг чётко и с неожиданных сторон начали проявляться люди, я однажды подумала, что хочу записать свои впечатления и мысли, навеянные чередой встреч и знакомств, которые произошли в моей жизни именно благодаря Донбассу и развернувшейся здесь войне, и которых никогда бы иначе не случилось. Герои очерка будут появляться в нём не обязательно в хронологическом порядке наших знакомств, да я и не думаю, что это кому-то важно…

Как всё начиналось

Меня жизнь привела сначала в Таганрог, а затем на волонтёрский штаб возле пограничного КПП Весело-Вознесенка в августе 2022 года. Отсюда и начался следующий этап жизни, который я про себя называю «донбасским». Мне позже нередко задавали вопрос: что заставило оставить безопасную и размеренную замужнюю жизнь в благополучной Германии? До сих пор однозначного и абсолютно всё объясняющего ответа я даже самой себе не дала, поэтому часто коротко формулировала мысль так: «Зов души». Возможно, такая формулировка и есть самая правильная. Все мы так или иначе ищем и ждём в своей жизни того самого момента и того места, где она начинает протекать с особым смыслом и наполненностью, дающими нам неповторимое и самое важное понимание: вот оно – моё время и моё место. Во всяком случае, так произошло со мной. Моё время для меня самой пришло сейчас, а место оказалось именно здесь, на Донбассе. Размышляя сейчас об ощущении жизни в Германии и здесь, в сердце России (а я так воспринимаю Донбасс), я провожу простое сравнение: там – синтетика, со всех сторон застрахованная и отполированная; здесь – шероховатая, грубоватая и в большинстве случаев абсолютно непредсказуемая, а потому — настоящая. Это моё персональное восприятие, у кого-то оно может оказаться с точностью до наоборот, о вкусах, как говорится, не спорят…

Так или иначе, август 2022, КПП Весело-Вознесенка по трассе Ростов-Мариуполь, волонтёрский штаб «Неравнодушных». Эта организация образовалась спонтанно, в мартовские дни 2022 года, когда из охваченного боями Мариуполя текли в Россию колонны беженцев. На границе в те дни скопились тысячи людей, ищущих спасения и укрытия, они ждали не просто часами – сутками; пограничники, МЧС и медики просто физически не успевали пропустить и проверить такое количество народу. Тогда и подключились на помощь обычные граждане, которых происходящая трагедия не смогла оставить равнодушными. Сперва это были жители ближайших городов Таганрога и Ростова, но вскоре к волонтёрскому движению подключились люди со всех концов нашей страны: Москва, Санкт-Петербург, Красноярск, Краснодар, Екатеринбург, Сахалин, Крым – это только малая часть тех географических названий, которые мне приходилось слышать в ответ на вопрос «откуда ты?». Некоторые из этих людей на протяжении последующих месяцев вошли в мою жизнь как близкие и надёжные друзья — Константин с Сахалина, Мила из Красноярска, Елена и Лариса из Таганрога, Мария и Евгения из Ростова, Светлана и Евгений из Санкт-Петербурга… Хуан Мартин из Аргентины!.. Но это будет несколько позднее. А в марте 22-го «Неравнодушные» организовали пункт питания для голодных, порою несколько дней ничего не евших, выбравшихся из-под обстрелов людей. Продукты покупали сами, готовили супы и каши, поили чаем, делились вещами и помогали транспортом. После окончания сражений за Мариуполь волонтёрский пункт не закрылся: военные действия продолжались, и люди по-прежнему шли потоком, спасаясь от смерти и разрушений. Поле деятельности движения расширилось – оно активно включилось в оказание помощи нашим военным, задействованным в зоне СВО, что стало особенно актуально после проведения мобилизации осенью 22-го года. Мне довелось присоединиться к «Неравнодушным» пусть и не в исходном пункте, но в тот момент, когда все виды помощи были особенно востребованы, и на мою долю хватило и дежурств на границе в палатке-столовой, и гуманитарных выездов к нашим подразделениям «за ленточкой», и прочих разных забот, которые иногда обрушивались как снег на голову.

Эта небольшая предыстория показалась мне уместной, чтобы стало понятно, где и по какому поводу мы пересекались с людьми, о которых речь пойдёт ниже. Всех встреч и впечатлений в этом небольшом рассказе не передать, к сожалению, поэтому я сконцентрируюсь в основном на них, теснее всего соприкасающихся с войной по долгу службы, — на солдатах СВО.

Третья рота

— Я рад, что мы дожили до этой войны.

Это говорит командир третьей роты ОБТФ «Каскад» — Юрий, позывной «Кацап».

— Нам всем здорово повезло – жить в разгар исторических событий и своими руками делать историю.

Когда я это слышу, мне сами собой вспоминаются лермонтовские строки «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой…». Большинство-то людей как раз со страхом восприняли новость о начавшейся военной операции, понимая, что в прежнюю комфортную нишу возвратиться уже не получится. Кто-то потом сумел быстро подготовить и настроить себя на волну происходящих перемен, а кто-то так и завис в бессильной тоске по оставшейся в прошлом жизни. Но это не про человека, о котором я пишу сейчас.

Нам первый раз довелось коротко встретиться в декабре 2022 года в Равнополе, куда мне случилось попасть с группой гуманитарщиков, а вторая встреча происходит уже летом 2025 в одном симпатичном приморском местечке в Запорожской области. Кацап – родом из Макеевки, еще в 2014 после киевского путча взял в руки оружие. Мы беседуем о том, как все тогда завертелось.

— Был общий приказ по Донбассу «встать», — вспоминает Кацап. — Был общий приказ, это же всё назревало не за один день. Еще в тринадцатом году, да даже раньше. Мы понимали, что будет наступление на Донецк. Еще в феврале или марте четырнадцатого года они хотели заехать через Марьинку, через Красногорку, мы их там встретили, потом уже начались перестрелки, и все началось. 15-го Апреля нас всех призвали в войска. Апрель четырнадцатого года, 15-го числа я подписал контракт с Донецкой Народной Республикой.

— И с тех пор в строю?

— Да. Ну, я был участником всех котлов. Дебальцево, Иловайск, Саур-Могила… Мы, дончане, те, кто взял в руки оружие, были настолько замотивированы, что могли побеждать намного численно превосходящие нас силы противника, взять хотя бы дебальцевский котёл… Больше скажу, если кто-то вдруг заикался, что пошёл воевать из-за денег, он напрочь терял уважение товарищей. Вот так.

Чуть погодя мы беседуем о сражении за Мариуполь. Третья рота под командованием Кацапа принимала самое активное участие в штурме завода Ильича и Азовстали. В данный момент проживая и работая в этом городе, я слушаю его рассказы и живо представляю себе тот ландшафт, на котором разыгрывались упоминаемые события. Прокручиваю в своей голове: почти каждый день проезжая мимо разбитых огороженных заводских площадей, я смотрю на спидометр машины и понимаю, что еду вдоль них несколько километров. Потом мысленно прикидываю, каким потом и кровью давался этим людям каждый метр…

— 15-го мая меня ранило, — говорит Кацап. – А 16-го они сдались…

Он получил тяжелое ранение, прострелили в упор из пулемёта, говорит.

— Получил четыре дырки… Был один, в окружении… Понимал, что истекаю кровью и сказал в тот момент Богу: Господи, встречай! А потом очнулся уже в госпитале, вытащили меня… Значит, наверное, я Ему еще зачем-то нужен здесь.

В госпитале потом должен был оставаться девяносто дней до полного выздоровления, но не задержался и трёх недель, сбежав почти сразу после операции снова в своё подразделение, теперь уже под Угледар…

Наш разговор продолжается, и он не только о войне и штурмах. С этим человеком можно говорить на многие темы: в какой-то момент я ловлю себя на мысли, что мы обсуждаем историю разделения католической и православной церквей, потом плавно переходим еще глубже в античность, касаясь распада Римской империи на Западную и Восточную; следом надвигается разговор о болгарах и Османском иге… Как если бы нащупывали корни событий нынешних в событиях, казалось бы, давно ушедших.

Мне нравится находиться в компании Кацапа и его боевых товарищей. Они разные – по возрасту, по характеру, по условиям довоенной жизни – однако жизнь на войне свела их вместе и сделала чем-то одним целым. Меня иногда посещает ощущение предопределенности: неспроста разразившаяся на донбасской земле война соединила так или иначе многих людей, которые при других обстоятельствах друг о друге никогда бы и не узнали…

На самом деле наш разговор, конечно, не тет-а-тет, и мне сразу же удается включиться в беседу с Евгением Махотей, одним из товарищей Кацапа по оружию. Махотя – такой у него позывной – молодой совсем человек, но уже с многолетним боевым опытом.

— Я родом из Дмитрова, — отвечает он на мой вопрос. – Это в Донецкой области. Город пока под Украиной.

Мне интересно:

— А как получилось, что Вы оказались на войне и именно на этой стороне?

— Воспитывали меня на историях о дедах, про Отечественную войну. У меня три деда воевали, все истории их знаю. В детстве игрался с наградами дедушки, вот так вот меня воспитали. В 17 лет бросил техникум и выехал сюда. Это был 15-й год. Потом в 22-м году уже вывез сюда мать и сестру. Отец же до сих пор там, он невыездной… Скрывается от повесток.

— А как Ваши родные в то время отнеслись к Вашему решению? – очень хочется расспросить его подробнее. Ведь Махотя тогда уехал, еще даже не будучи совершеннолетним…

— Конечно, они не хотели, чтобы я ехал.

— А как отнеслись к тому, что именно на эту сторону?

— У меня же все из Донецкой области… В 2014 году все ходили на референдум. Все голосовали за отсоединение от Украины. Все за эту сторону были. Ну, а я молодой был.

— Вы не пожалели потом о своём выборе?

— Ни разу. Я здесь жену встретил в 2016 году, у нас ребенок. Её отец тоже воевал в «Пятнашке». Его в 23-м году во время «контрнаступа» взяли в плен и уже в плену убили. Есть видео…

Я заметила прежде, что у Махоти нет одной ноги – но он по-прежнему в строю. Повидавший многое боец, способный передать другим свои знания и опыт. Вообще, побывав в подразделении Кацапа, особенно отчётливо ощущаешь его особую атмосферу: доверие и уважение к командиру со стороны подчиненных – а они никак не могут возникнуть там, где нет уважения к человеческим жизням и судьбам и ответственности за них с обратной стороны.

— Вы давно с Кацапом? – вопрос к Махоте.

— С 22-го года, — его ответ. – В одно подразделение попали. На СВО уже познакомились.

— А в каких сражениях довелось участвовать?

— Спартак, Авдеевская промзона, Докучаевск, Широкино, Дебальцево, потом Мариуполь, Лиман, после Мариуполя сразу Лиман на зачистках, и угледарская кампания. В Мариуполе я был командиром штурмовой группы.

Мой следующий вопрос, было ли какое-то особое событие в его боевой жизни, которое каким-то образом запомнилось больше других или наложило на него особый отпечаток. Я рассчитываю, что он расскажет о ранении и потере ноги, но Махотя говорит совсем другое:

— Друг погиб. У меня на руках умирал. В штурм ходил, он именно на руках погиб, как в голливудских фильмах снимают, что один герой умирает на руках другого, вот так же. Друг. Я видел в его глазах, как жизнь уходит… Вот это самое запомнившееся. Под Угледаром было. Ему пуля лёгкое пробила, кровью на моих руках захлёбывался… Позывной «Студент».

Мне хочется спросить что-то ещё, но почему-то никакой новый вопрос сейчас в голове не возникает… Мы молча сидим и пьём кофе.

Бывают такие люди, которые не бросаются в глаза, и их поначалу не сильно выделяешь из группы остальных, с которыми не так давно познакомился. Но позже, в процессе привыкания к коллективу, к его атмосфере и привычкам, распознаёшь их особую значимость, узнаваемую не с первого – со второго, иногда даже с третьего взгляда. Человека, о котором я поведу речь ниже, все там зовут просто Дядя Саша. Мой второй или уже третий взгляд рассмотрел его, когда все ходили и шутили о том, как он завёл мотоцикл «даже без мотора». Ну, тут немного предыстории: в подразделении имеется пара мотоциклов для решения разных задач, машины уже не то чтобы новые, и один из них в какой-то прекрасный момент наотрез отказался заводиться. В тот день мне то и дело бросался в глаза Дядя Саша с инструментом в руках, копошившийся в углу двора с той самой не завёдшейся машинкой. В итоге мотоцикл, конечно же, поехал. А мы с Дядей Сашей тем вечером разговорились о разном. Как и Кацап, он тоже родом из Макеевки и до войны работал там шахтёром. С началом СВО был мобилизован и отправился на фронт поначалу в район Мелитополя, а после целого ряда разных жизненных перипетий оказался в подразделении Кацапа. Командир сам забрал к себе земляка.

Наш разговор с Дядей Сашей отличается от тех, которые складывались с другими бойцами третьей роты. Мы почти не говорим про войну – говорим про работу на шахте. Дядя Саша рассказывает о механической добыче угля на макеевских шахтах, описывает обычный рабочий день, как тот проходил у него в бытность шахтёром, об опасностях и непростых ситуациях, в которых случалось оказываться. Я слушаю его и думаю, что, может быть, скрытая сила именно таких внешне неброских людей удерживает многое в нашем обществе на плаву.

На самом деле в тот вечер мы болтаем втроём. Наш третий собеседник – Николай, боец с позывным «Корнет». Он симпатичен и молод, а когда я начинаю расспрашивать подробнее, узнаю вдруг такие подробности его биографии, что только диву даюсь – в самом хорошем смысле.

— Я родом из Горловки, — говорит он. – В первый раз пошёл по контракту, когда мне только восемнадцать лет исполнилось, это еще в конце 16го года было. В тот раз попал в артиллерию, там и прослужил до конца 18го. После 18го года был перерыв – нужно было заботиться о пожилых уже родителях, бабушке, а осенью 22го года я вернулся на военную службу, теперь уже в штурмовое подразделение, в «Каскад». Там и познакомился с Кацапом.

Мне интересно:

— А что заставило вернуться?

— Отношения между людьми, — сразу отвечает Корнет. – Особенное общение, которого не встретишь в мирное время. У меня и в гражданской жизни есть друзья, с которыми мне нравится общаться, но это всё равно не то, что есть здесь. Я не один так чувствую, у меня есть знакомые пацаны, которые, отслужив какое-то время и уйдя на «гражданку», всё равно потом возвращаются. Тем, кто этого не испытал сам, не понять… На войне полно трудностей, но они нас сплачивают; я знаю, что всегда могу положиться на тех, кто рядом, с кем мы в одном подразделении и друг друга понимаем без всяких слов.

Он рассказывает, а я невольно сразу вспоминаю когда-то читанное у Ремарка в его романе «На западном фронте без перемен»: «В нас проснулось сильное, всегда готовое претвориться в действие чувство взаимной спаянности; и впоследствии, когда мы попали на фронт, оно переросло в единственно хорошее, что породила война, — в товарищество!». Наверное, это и есть та оборотная сторона войны во всех её проявлениях: неся с собою смерть и разрушения, она одновременно срывает с людей всё наносное, обнажая истинную их сущность и уравновешивая горе и лишения этим самым ощущением верного товарища рядом, готового броситься к тебе на помощь и даже отдать свою жизнь. Может быть, это ощущение и придаёт жизни смысл и наполненность, кто знает… «Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья — бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья их обретать и ведать мог». Может, и Пушкин о том же говорил, пусть и в другом контексте?..

Пока я тут улетаю мыслью в философские раздумья, Корнет продолжает:

— Я пошёл воевать совершенно сознательно, как только восемнадцать исполнилось. Мне не нравилось, что происходило на Украине с 14го года, тот террор, которому подвергся Донбасс со стороны Запада Украины, не нравился курс на вражду с Россией и стремление в Европу. Многие мои знакомые, кто постарше, еще в 14м году пошли этому противостоять, а я присоединился, когда совершеннолетним стал. Потом вернулся в 22м, в «Каскад» во вторую роту, там моим командиром был Док. «Каскад» в 24-м году расформировали, но мы по-прежнему остались одной группой, объединились с Кацапом. Док, к сожалению, не так давно погиб.

Мы беседуем дальше.

— Ты же был ранен? – спрашиваю я.

— Да, это случилось в 23м году под Угледаром, 4 февраля. Осколком от мины. Я сначала боялся — лёгкое задето, это было бы плохо, кто бы меня потом вытаскивал… Однако повезло, повреждены только мягкие ткани оказались, хоть и глубоко, сейчас уже всё прошло.

— А как это случилось?

— Товарища раненого вытаскивал, тоже из «Каскада», только из другого батальона. Они заходили на Северные дачи, что под самым Угледаром. Задача их была такая: зайти на Северные дачи, зачистить, дойти до заправки, есть там одна, и закрепиться на ней. А другая рота должна была заходить на первую девятиэтажку, на угол. Это в итоге не получилось, там много людей потеряли… Я вообще должен был со своим батальоном на Южных дачах находиться, но смежники попросили наших командиров прислать им в помощь людей, ну, послали меня старшим группы и еще троих ребят. Мы взяли боеприпасы и снаряжение и отправились. Нашей задачей было контролировать одну из ничейных лесополос на подходе к Угледару, между Южными и Северными дачами, чтобы противник не мог заходить к нашим в тыл. А стояла зима, холодно, всё «лысое» и фактически негде укрыться… Первая группа ушла – и не вернулась, за ней ушла эвакуационная группа – и в ней тут же и 200-е, и 300-е… А на войне как: если ты получаешь тяжёлое ранение, и тебя быстро не эвакуируют, ты становишься 200-м. Если среднее – то оно становится тяжёлым; если лёгкое – то тебе, значит, повезло. Там в те дни много людей и техники осталось… Наша основная трудность была в преодолении открытого пространства, просматриваемого и с дронов противника, и с девятиэтажек, где они сидели. Мы зашли на свою позицию и наблюдали за активностью противника, когда до нас добралась одна из наших групп, доставляющая воду и припасы к группам впереди. Группа потом пошла дальше, а через час меня уже дёрнули известием, что они попали под обстрел, и нужно вытаскивать раненого товарища, тоже нашего из «Каскада» с позывным Щука. Нужно было выдвинуться вперед, дойти до того места, где они находились, а потом эвакуировать раненого в Никольское, и всё по полям с нечастыми лесополосами. Было утро, десятый час, уже светло, погода стояла тихая, ясная и солнечная – идеальная для беспилотников… Я взял с собой одного из своей группы, мобилизованного, мы добрались до группы, забрали Щуку, и назад возвращались уже вшестером. На обратном пути начался артиллерийский обстрел. Мы под обстрелом, падая и вставая, перебирались от укрытия к укрытию, главное было – не останавливаться, иначе бы нас накрыло, да и Щука был тяжело ранен – у него нога почти оторвана была, на мясе висела, и нужно было торопиться, чтобы он не истёк кровью. Такое движение утомительно – ты ведь не просто бежишь, падаешь и встаешь налегке, а на тебе вся амуниция, броник, магазины для автомата, а на ботинки налипает грязь, из-за чего кажется, будто на ногах гири. В одной из перебежек мне прилетело, я почувствовал, как толкнуло в бок, но боли не ощущал, также бегом добравшись до наших. Мне повезло, что кровь запеклась, и кровотечения фактически не было, осколок оказался горячим и припалил рану… Я пришёл к командиру с докладом, изложил то, что случилось и что наблюдал, а потом говорю: я, по ходу, трехсотый… Позвали медика, а я тут засомневался: вдруг рана маленькая, ещё подумают, что хочу соскочить! Но рана оказалась сильной и глубокой. Меня в итоге отправили сначала в Волноваху, а затем в Донецк лечиться. Провёл в госпитале немногим больше месяца. Да, а в Волновахе, когда был там на осмотре, встретил Щуку. Его другая скорая привезла. Он уже на искусственном дыхании был, без сознания. Я подошёл, говорю: только что его вытаскивал… Врач только головой покачал: повезло мужику! Если организм сильный, то выживет. Щука и в самом деле выжил, ногу, правда, потерял… А я 15 марта выписался из госпиталя и в тот же день вернулся к своим, снова под Угледар.

Мы беседуем дальше. Вечер тёплый, дневная жара понемногу спадает, и ветерок подтягивает к нам пахнущую морем прохладу. Азовское море совсем недалеко, мы находимся в одном из посёлков Запорожской области. Тем временем Корнет немного посвящает меня в особенности тактики штурмового боя, а потом мы заводим разговор об отражении летнего контрнаступления ВСУ в 23м году.

— 5 июня нас забросили на Великоновосёловское направление. Третья рота Кацапа и первая рота попали на Урожайное, а мы, вторая рота, правее Урожайного заходили в Новодонецкое. Нас прислали на усиление другому подразделению. Туда противник много техники стянул, западной в том числе. Шло плотная стрельба, некоторые наши позиции сразу были накрыты, когда противник большим количеством техники заехал. Моя позиция находилась на четвертой улице. Началась суета, никто не понимал поначалу, что где происходит. Потом наша арта стала насыпать, и укропы начали откатываться. Тут наши пацаны с одной позиции вылезли, видя, что те отваливают, подбежали к подбитому украинскому броневику забрать оттуда кое-какие трофеи, а в это время на улицу прямо им навстречу выехал украинский танк. Он принял пацанов за своих: у них в руках натовские вещи были, а они сначала подумали, что танк тоже свой, российский – он же их не тронул. Позже поняли, что танк фашистский – на нём крест был. Один танкист выскочил из танка, побежал за пацанами во двор, думая, что они укропы, наверное, чтобы вывезти. Наши его сняли очередью… Танк потом просто уехал. А вообще они рассеяны были по посёлку, не все отошли, и тоже не больше нашего понимали, что происходит, неразбериха творилась та еще… С их стороны в этот раз люди воевали, которые подготовку в Великобритании проходили. На первой улице мы взяли в плен парня, узнали: он сам был родом с Харьковской области, некоторое время жил в Польше, а потом пошёл воевать за Украину. Полгода он провёл в Великобритании, где их учили, а потом сразу отправили сюда на восток Украины. Их задача была зайти сюда в Новодонецкое и закрепиться, потому что они уже сразу с генераторами ехали, с картошкой – ну, прямо основательно. Свои задачи они смогли бы выполнить с той бронёй, которую имели – но забоялись. Может, у них там паника внутри началась… Когда наша арта вдарила, они начали отходить. Вот почему, если в тебя стреляют, нужно еще больше стрелять в ответ, самая главная задача – подавить огнём противника. Победит тот, у кого нервы крепче. Когда слышишь стрельбу с соседних позиций, понимаешь, что там есть люди, они живы и ведут бой, плохо, когда наступает тишина, особенно, когда связи никакой нет и всё глушится. В этом бою украинцы потеряли тринадцать единиц натовской техники. Один французский танк, откатываясь, разворачивался и угодил в погреб, провалился. Так и остался стоять, ни разу не выстрелив, наши его потом как трофей уволокли.

Позже Корнет делится соображениями о необходимости постоянного обучения боевых подразделений, когда они уходят на отдых и ротацию, мнением об уровне их подготовленности. Мне интересно, пусть речь и идёт о вещах, с которыми прежде соприкасаться никак не приходилось. Я слушаю его и думаю, что он в своей стихии, и что прямо сейчас из него получился бы и уже получается отличный командир – думающий и чувствующий ответственность за жизни вверенных ему людей. Поэтому спрашиваю в итоге:

— Ты, когда война окончится, чем хочешь заниматься? – и рассчитываю на ответ про продолжение военной службы.

Но слышу совсем другое:

— Музыкой, наверное.

В очередной раз удивил, думаю. А впрочем, почему бы и нет?

Алексей, позывной «Любезный»

Одной из особенностей моего пребывания на Донбассе явилось то, что стало легко знакомиться с разными людьми и начинать общение так, будто мы уже давно друг друга знаем. Питерские условности словно стёрлись и сделались неважными. С Алексеем мы перебросились парой слов на блокпосту перед Бердянском и я спонтанно спросила его, согласится ли он рассказать свою историю о том, с какого времени находится здесь, и как проходит служба. Мы снова встретились через несколько дней и смогли поговорить более подробно.

— Я здесь с 24 февраля 2022 года. Наше подразделение Росгвардии заходило из Крыма в Херсонскую область, где мы и находились последующие пять месяцев. Я сам родом из Ставрополья, во время службы в армии в 2010 году сапером участвовал в контртеррористической операции в Дагестане. После службы обзавёлся семьей, занимался бизнесом, а в 2020 году снова пошёл служить к своим ребятам в ОМОН.

— Как для Вас началась СВО?

— 5 февраля 2022 года нас подняли по тревоге. Наша группировка ОМОН СОБР из Ставрополя заехала в Октябрьское в Крыму, где кроме нас находилось уже много подразделений. 23 февраля колонну построили в боевой порядок. 24 февраля в 4 часа утра полетели самолёты, начала работать артиллерия, пошли танки, следом за танками мы заехали. Шли через таможню, там было всё раскурочено, горела техника, люди бежали в панике, было много всего брошенного. Мы остановились и забазировались возле Херсона в посёлке Каланчак, начали сами рыть окопы, насыпали мешки с песком. Оттуда выезжали на зачистки в разные населённые пункты, искали наших раненых ребят, остатки военной техники. Было сильное мародёрство, многое было брошено на произвол судьбы, много оружия находилось… Вообще ситуации бывали разные. В марте 2022 бывший местный мэр посёлка Каланчак жаловался на отсутствие у людей предметов первой необходимости. В ответ на это приехали несколько машин с гуманитарной помощью. К сожалению, до гражданского населения эта помощь так и не дошла. Разгрузили заехавшие КАМАЗы в Каланчаке якобы для помощи людям, а по факту перегрузили на другие машины и отправили противнику. Мэром этим потом ФСБ и контрразведка занялись.

Я слушаю, а Алексей рассказывает дальше:

— Потом мы стояли в Балашово, там до этого находился танковый полк ВСУ. Они второпях бежали, пооставляли свою технику. Мы оставались в Балашово вплоть до лета 22-го года. Оттуда тоже выходили на зачистки, вплоть до Днепра. Как-то нашли нашего раненого — русского лётчика. Как получилось? Летел вертолёт, ВСУшники подорвали этот вертолёт, он упал в районе лесополосы. Мы когда зачистку делали, зашли, смотрим – раненый какой-то лежит… Весь перебинтованный, в ожогах… Подошли, спросили — кто это? Нам в ответ: с вашего вертолета, с буквой Z, который сбили в районе той лесополосы. Попали в вертолет, а там было два человека. Один остался в вертолете и полностью сгорел. Местные похоронили его там, просто по-человечески. А второй лётчик, он как-то вывалился с падающего вертолета и остался жив. Те люди не хотели его просто бросать на произвол судьбы. Решили забрать и выходить. Может, выживет… Боялись из-за этого. Говорили нам: если вы придёте, то нам повезло. А если же нет, то нас могли бы убить, расстрелять. Так местные утверждали. Говорили, слава Богу, что вы пришли. Это ваш боец, заберите его с собой. Конечно, мы его забрали. Помню, много техники шло непрерывными колоннами. В районе Днепра висело зарево и были слышны сильные перестрелки, там бои очень серьезные проходили. Туда ехала целая техника с бойцами, оттуда уже везли убитых и раненых.

Мы беседуем, и я задаю вопрос о потерях в том подразделении, где служит Алексей. Он качает головой:

— Нет, у нас, слава Богу, потерь нет. Мы на второй линии, нам ничего страшного не увидеть, не услышать не пришлось. Наша основная работа – контроль документов, осмотр и проверка транспортных средств. Конечно, и здесь разное может случиться. На машины грузовые стоит обращать внимание, посмотреть, что за груз, не побрезговать, там внутри может и ДРГ (диверсионно-разведывательная группа) находиться. Такое было не так давно возле Мелитополя. Вроде проехала машина с будкой. Её остановили, спросили, что везете? Оттуда ответили: продукты. Осматривать её не стали, а машина потом буквально недалеко отъехала, и сзади у неё открылась будка. Из крупнокалиберных пулемётов расстреляли полностью весь пост. Ни один выживший не остался. Просто разбили в лохмотья…

Мы некоторое время молчим, и в это время к блокпосту подъезжает видавший виды потрёпанный «Жигулёнок», из которого выходит щуплый болезненного вида пожилой человек. Кто-то из бойцов выносит ему навстречу коробки с какими-то продуктами. Наблюдая эту сцену, Алексей замечает:

— К нам и такие люди подъезжают, кому гуманитарная помощь нужна, они знают, что мы поделимся. Собираем и отдаём свои продукты. Это обычное дело. У этого человека много детей, он постоянно приезжает, а мы помогаем, как можем.

Мне интересно:

— А как у Вас близкие вообще воспринимают, что Вы здесь?

— Ну, я не маленький уже, сам выбрал эту профессию. Изначально, когда из армии пришел, меня уже в тот момент служить подтягивали. Я служил в спецназе в разведгруппе. Боевой опыт имеется, мы много зачищали горно-лесистые местности, гонялись за бандформированием, с главарем Доку Умаровым. У меня зелёный берет, разведка. Я был сапером, шел впереди своей разведгруппы. И все удачно. Не подорвались нигде, ничего не случилось. Совесть чиста, душа спокойна. Меня генерал-майор Протас даже наградил грамотой там же, в Дагестане.

Денис «Кузьмич»

С героем этого рассказа мне посчастливилось познакомиться в сентябре 2022 года, спустя совсем небольшое время после того, как началась моя волонтёрская деятельность у «Неравнодушных». Тем вечером мы, дежурившие в тот день на пограничном пункте Весело-Вознесенка, чтобы встречать, оказывать помощь и кормить беженцев, обратили внимание на три военные машины, уже довольно долго стоявшие у обочины дороги, ведущей к пропускному шлагбауму. День был еще довольно жаркий, и мне пришло в голову подойти и спросить, не нужна ли ребятам там вода и не голодны ли они вообще. Так и началось наше с Денисом знакомство.

Потом счастливым стечением обстоятельств сложилось так, что оно продолжилось. Неравнодушные люди из Санкт-Петербурга, Таганрога, Москвы и других городов нашей страны присылали гуманитарную помощь и выделяли средства на ее закупку, а мы, волонтёры, передавали ее в подразделения, находящиеся на передовой. Моим «подшефным» стало подразделение, в котором служил Денис. Мы несколько раз встречались «за ленточкой» — Мариуполь, Северодонецк, Беловодск, — вели переписку, и передо мной мало-помалу открывалась его история. Cпустя некоторое время нам удалось пересечься без спешки и поподробнее поговорить в Новочеркасске.

— Мой позывной — «Кузьмич», — это он сообщил мне еще во время нашей второй встречи в тогда еще разбомбленном и полувымершем Мариуполе. – Родом из Котовска Тамбовской области.

В тот раз, поздней осенью 22-го, они приехали на встречу втроём: Денис, Алексей, Владимир. Судьба Владимира мне сейчас неизвестна, Алексей же был дважды ранен, второй раз – тяжело, но, насколько я знаю, уже практически восстановился и сейчас стал преподавателем в одном из военных училищ.

— Знаешь, — вспомнил тогда Денис, когда зашла речь о нашем знакомстве на границе, — а мы там в тот день по ошибке оказались… Изначально должны были в другом месте заезжать.

Мне потом частенько приходило на ум, что порой кажущиеся случайности выстраивают впоследствии видимую цепь других событий, переплетённых между собою и прямо или косвенно влияющих на жизни разных людей. Здесь, на Донбассе, я с этим ощущением столкнулась не единожды. Ну, к примеру, в данном случае – спонтанное знакомство подарило отличную возможность передавать нужные на фронте вещи непосредственно в воюющее подразделение. Наше общение как-то сразу выстроилось на взаимном доверии.

— Я не забыл те вкусные бутерброды, которые ты тогда на границе дала нам в дорогу, — улыбается Денис.

Теперь мы уже в Новочеркасске, спустя два с половиной года, в марте 25-го. Можно, наконец, поболтать без суеты, обстоятельно — о всякой всячине и о вещах серьезных тоже. В какой-то момент я спрашиваю его, что явилось мотивом для того, чтобы отправиться на войну.

— Я пошёл служить Родине летом 2022 года из патриотических побуждений, — был ответ. И добавляет: — Ещё подумал, лучше я, чем какой-нибудь молодой пацан, толком пока не поживший… Хотя семья, особенно жена, были не в восторге. Но мной двигало понимание того, что я там нужен, и восприятие своей миссии как защитника государства.

— Ты мог бы хотя бы коротко обрисовать свой боевой путь? Я имею в виду: где начинал, на каких направлениях, в каких боях участвовал?

— Ну, начинал я свой путь в поселке Мулино, это в Нижегородской области, после заехал за ленту 5 сентября 2022 года, как раз через границу, где мы познакомились… А там… Немного поработали на донецком направлении и в конце сентября уехали на красно-лиманское. В Северодонецк и Кременную. Там участвовал в разведывательных операциях в лесах Ямполя и Червонопоповки. Потом была Беларусь — штабная работа, затем снова вернулся на Украину: Попасная, Клещеевка, дальше поменял направление и ушел в штурмовую роту командиром миномётного отделения на херсонское направление в н.п. Крынки. Дальше снова перевод в штаб и направление Торецк.

Я спрашиваю, был ли какой-то особо запоминающийся или переломный момент в его военной карьере.

— Ой, их много, каждый последующий больше запоминается предыдущего. От первого выстрела танка из лесополки, в которой ты сидел, до обстрела блиндажа минометными установками… А что касается повседневных будней на передовой, если не планируется наступления или наката (прорыва противника) – тут как у обычных людей: быт, сон, приём пищи…

У меня тут же появляется новый вопрос:

— Ты сталкивался с какими-то моральными или психологическими трудностями?

— Нет. Только присутствует жалость к людям, которые погибли при тебе, а ты прежде ел с ними с одного стола… А вообще, понимание того, что за спиной есть семья и надёжные друзья, позволяет сохранять присутствие духа в сложных ситуациях.

— Какие навыки из мирной оказались наиболее полезными?

— Умение ориентироваться на местности. Я раньше занимался спортивным ориентированием. Навыки остались. Помогает.

— У тебя есть боевые награды?

— Есть медаль «За боевые отличия». Получил за участие в ликвидации ДРГ в нашем тылу. Еще представлен к гос. награде за спасение жизни раненых, но пока не получил, а представлен за то, что, когда при перемещении в составе колонны попали под обстрел и под атаку дронов, принимал участие в эвакуации раненых, оказывал первую помощь.

— Случалось ли помогать мирным жителям?

— Конечно. Запомнилась семья, которой мы помогали продуктами еще в начале пути, когда в 2022 году стояли в тыловом районе. Там были бабушка, дедушка и трое детей.

Ответы на мои вопросы довольно скупые, но тут причина, по моим ощущениям, кроется не в нежелании делиться, а в том, что фронтовая жизнь насыщена событиями и острыми ситуациями настолько, что они сливаются в один сплошной фон, и становится сложно выделить что-то одно. Косвенно Кузьмич подтверждает мою мысль, отвечая на вопрос, были ли у его сослуживцев истории, которые его особенно тронули?

— Честно, не могу ответить, наверное, были, но я слышал их так много, что просто привык к ним!

Потом мы немного погружаемся в личное и абстрактно-философское. Я осторожно спрашиваю:

— А что для тебя означает понятие «Родина»?

Денис задумывается на несколько секунд, потом улыбается и качает головой.

— Опасный вопрос, не знаю как правильно на него ответить!

— А что насчёт патриотизма?

— Это не понятие, это чувство! Его нельзя объяснить, его можно либо чувствовать, либо нет.

— Изменилось ли твоё отношение к жизни, к людям, к себе — после того, как оказался на войне?

— Да. Я стал меньше любить людей. Круг знакомых резко сузился. Общаться не перестал, но заметил, что слишком многие во всём пытаются извлечь для себя выгоду… А вообще – любая война закончится миром, как сказал один известный генерал Лебедь. Как ни банально звучит, старайтесь решить любой конфликт мирным путём…

— Когда-нибудь и эта закончится… Что будешь делать дальше?

— Заниматься дальше своим делом, у меня небольшой бизнес, буду развивать. Ну и воспитывать детей, конечно, их у меня трое.

***

Конечно, бесед и рассказов было куда больше, чем удалось пересказать мне в этом небольшом очерке. По понятным причинам не все ребята, несущие свою службу, готовы были делиться испытанным и пережитым для опубликования, и я в таких случаях никогда не настаивала. Кое-что из поведанного мне я записала просто для себя, даст Бог, когда-нибудь всё же ситуация позволит облечь многие скрытые до поры факты в художественные формы. Все эти люди – названные здесь, и остающиеся пока неупомянутыми – заслуживают увековечивания их имён. Ведь они — те, чьими руками делается история.

Ксения Хильперт

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.